— Только ничего не трогайте.
Было ясно, почему она так боялась инспектора. Около мусорной корзины стояла крысоловка, временно пустая. С потолка свисала голая лампочка, провода были оголены. На одноконфорочной плитке стояла сковородка с толстым слоем горелого жира.
— Дети чуть не сожгли весь дом месяц назад. Надо бы выгнать, но мать платит наличными.
— И сколько стоит здесь комната? — спросил Дэвид.
— Четыреста долларов.
— Вы шутите.
— Но у нас хорошее место. Рядом автобусная линия. Бесплатно вода и электричество.
По стене пополз таракан.
— И мы разрешаем держать в отеле животных.
— Какой он был, миссис Таббс? — спросила Кейт.
— Чарли? — Она пожала плечами. — Как вам сказать. Он был тихий, никогда не шумел. Ни громкого радио, ни пьяных воплей, ни на что не жаловался, ничего не требовал. Мы его и не замечали.
Миссис Таббс уселась на стул, глядя, как они осматривают комнату. Несколько мятых рубашек висели в шкафу, пара кусков мыла сложены под раковиной, носки и белье в ящике. Кейт подошла к окну и посмотрела на улицу. В открывшейся панораме — высокий проволочный забор, за ним заброшенный пустырь с битыми бутылками, ржавеющими машинами. Там же валялось несколько пьяных. Это было дно, дальше опускаться некуда — разве что в могилу.
— Кейт?
Дэвид обратил ее внимание на лежавшие на столике листы бумаги. Она подошла и взглянула. Это были стихи.
Восемь — прекрасно.
Девять — тоже хорошо. А теперь тебе десять.
С днем рождения, Джоселин, пусть сбудутся желания.
— Кто это — Джоселин? — спросила Кейт.
— Та малышка, соседка. Мать за ней с братом не смотрит. Всегда на работе. Или так она это называет.
Дэвид нашел в ящике стола бутылочку с таблетками галидола, прописанные доктором Немечеком из городской психиатрической клиники.
— Это его психиатр, — сказала Кейт.
— Посмотри, что я еще нашел. — Он показал небольшую фотографию в рамке.
Лицо на фотографии показалось ей знаковым. Она взяла ее и поднесла к свету. Это был всего лишь моментальный снимок — молодая женщина улыбалась в объектив, и первое, что бросалось в глаза, — прекрасные карие глаза, слегка прищуренные от солнца. В них была вечность… В простом белом купальнике она стояла на берегу, фоном служили предвечернее небо и море. Хотя она приняла соблазнительную позу, в ней была невинность, как у ребенка, претендующего быть взрослым.
Кейт вынула фото из рамки. На обратной стороне была надпись: «Жду, когда ты вернешься ко мне. Дженни».
— Дженни, — тихо произнесла Кейт. Она долго смотрела на эти несколько слов, написанные женщиной, которой уже давно нет. Она думала об этой ужасной комнате, пустоте и одиночестве. Чарли Декер ничего не имел, кроме пары носков и рубашек, и его единственной ценностью была эта фотография женщины, у которой в глазах вечность. Трудно было поверить, что она когда-нибудь может исчезнуть из памяти.
— Что будете делать с его вещами? — спросила она у миссис Таббс.
— Продам. Ведь он остался должен за неделю. Хотя что тут можно продать? За исключением этого. — Она указала на фотографию.
Кейт еще раз взглянула на смеющиеся карие глаза.
— Да. Она очень красива, правда?
— Да нет, я не о фотографии. Кейт недоуменно нахмурилась:
— А о чем?
— Рамка, — был ответ, — она из серебра.
Джоселин и ее брат висели, как обезьянки, на проволочной ограде. Увидев, что Кейт и Дэвид вышли из отеля, они спрыгнули на землю и уставились на них в ожидании. Джоселин была слишком худа и мала для десяти лет. Ножки-спички торчали из-под мешковатого платья. Босые ноги были грязными. Мальчик лет шести, такой же грязный, как сестра, держался за ее юбку.
— Он умер? — спросила Джоселин и, когда Кейт кивнула, сказала: — Я знала это. Взрослые никогда не говорят детям правды, и это глупо.
— Что тебе сказали о Чарли?
— Сказали, что уехал.
— Вы с Чарли были хорошими друзьями? — спросил Дэвид и улыбнулся.
Его ослепительная улыбка могла растопить любое женское сердце, не только десятилетней девочки.
— У Чарли не было друзей. У меня тоже нет. Только Гейб, но он мой брат.
Маленький Гейб улыбнулся и вытер нос о платье сестры.
— Кто-нибудь здесь кроме вас знал Чарли?
Она в задумчивости пошевелила губами.
— Можно попробовать поговорить в «Малони». Это бар. Он находится вон там.
— Что вы здесь делаете опять? Убирайтесь. Пока я не потерял из-за вас лицензию!
Джоселин и Гейб ловко пробрались по пустоватому залу к барной стойке и забрались на стулья.
— Эти люди хотят видеть тебя, Сэм, — провозгласила Джоселин.
— Вы не видели знак, что вход сюда запрещен до двадцати одного года?
— Мне семь, — сказал Гейб. — Можно мне оливку?
Недовольно ворча, бармен запустил руку в кувшин, вытащил несколько оливок и положил на прилавок.
— А теперь, пока вас никто не заметил… — И замолчал, увидев приближавшихся к стойке Кейт и Дэвида. По его взгляду можно было понять, что ему редко приходится видеть в своем баре столь хорошо одетых людей.
— Я не виноват. Эти пострелы сами сюда ворвались. Я собирался их вышвырнуть.
— Да они не инспекторы по алкоголю, — сказала Джоселин и положила оливку в рот.
— Нам нужна информация, — сказал Дэвид. — Об одном из ваших клиентов. Чарльз Декер.
Сэм внимательно оглядел Дэвида, оценил дорогой костюм, шелковый галстук.
— Он мертв. Я не говорю плохо о мертвых. Будете что-нибудь заказывать?