Кейт сумела сесть. Увидела стальное дуло, смотревшее ей в лицо, и с трудом произнесла:
— Нет больше причин убивать меня, Сьюзен.
— Ты знаешь об Уильяме.
— Все уже знают. — Она мотнула головой в сторону приближавшихся голосов.
— Нет, пока ты им не расскажешь.
— Откуда ты знаешь, что я уже не рассказала?
Пистолет дрогнул.
— Нет! — В крике слышалась паника. — Ты не была уверена и не могла ничего рассказать…
— Тебе нужна помощь, Сьюзен. Я помогу тебе, обещаю.
Она видела, что Сьюзен держит палец на спуске, достаточно нажать, и мир исчезнет для Кейт навсегда. Она боролась за свою жизнь до конца и проиграла. Теперь осталось ждать конца.
Сквозь вой ветра чей-то громкий голос звал ее по имени. Начинается бред. Но голос был уже близко, голос Дэвида, он настойчиво звал ее снова и снова. И вдруг желание жить охватило ее с новой силой. Ей так захотелось сказать ему, что жизнь слишком дорога, чтобы тратить ее на прошлое, и что она очень хочет помочь ему забыть боль утраты.
— Прошу тебя, Сьюзен. Опусти пистолет, — прошептала она умоляюще.
Сьюзен прислушивалась к голосам, которые быстро приближались по старой дороге.
— Неужели ты не видишь?! — крикнула Кейт. — Если ты убьешь меня, то разрушишь единственный шанс сохранить для себя сына!
Сьюзен бессильно опустила пистолет и задумалась, склонив голову. Потом посмотрела на дорогу внизу.
— Слишком поздно, — тихо произнесла она, — я уже потеряла его.
Судя по хору голосов, их увидели. Волосы Сьюзен метались на ветру, как языки пламени, когда она смотрела на людей внизу.
— Пусть лучше у него останутся только хорошие воспоминания. Таким должно быть детство — только хорошие воспоминания…
Она вдруг стремительно исчезла из поля зрения Кейт, как будто ее снесло сильным порывом ветра.
Кейт снова легла на холодный камень и заплакала. Она жалела женщину, которая только что погибла, оплакивала четыре другие предыдущие смерти… Так много смертей, так много горя, и все во имя любви.
Дэвид первым нашел ее на высоте семидесяти пяти футов, лежавшую на забрызганном кровью мокром камне. Стремительно стащил с себя пиджак, накрыл ее. В голове билась одна только мысль.
Ты не можешь умереть. Я тебе не позволю. Ты слышишь, Кейт? Ты не можешь умереть.
Он подхватил Кейт на руки, чувствуя, как ее теплая кровь впитывается в его рубашку.
Он вновь и вновь повторял ее имя, как будто заклиная, пытался вызвать из небытия, куда она уходила. Он не слышал ни суетившихся вокруг спасателей, ни сирен подъехавших карет скорой помощи. Он вслушивался в биение ее сердца около своей груди.
Она была холодной и неподвижной. Если бы он мог поделиться своим теплом! Такое желание уже было однажды, когда он держал на руках своего умирающего сына. И тогда, и сейчас он едва ли не молился.
Только не снова, прошу, не забирай и ее у меня…
Мольба стучала молотком в голове Дэвида, пока ее несли на носилках вниз. Потом ее забрала толпа приехавших медиков, и он отошел, потому что теперь настала их очередь бороться за ее жизнь.
Автомобиль скорой помощи с включенной сиреной умчался в темноту. Он представил приемное отделение, яркий свет, белые халаты. Кейт скоро будет там, и у нее будет шанс.
Чья-то рука коснулась его плеча.
— Как ты, Дэви? — спросил Поки. Он не ответил.
— Все будет хорошо. У меня на эти вещи ясновидение. — И повернулся в сторону раздавшегося громкого чиханья, что предвещало появление сержанта Броуфи, прячущего лицо в носовой платок.
— Они подняли тело, — доложил он. — Запуталось в этих, — он чихнул, — зарослях. Сломана шея. Взглянете?
— Не стоит. Я тебе верю, — отозвался Поки, когда они направились к машине. — Как доктор Сантини перенес смерть жены?
— Странная вещь, — сказал Броуфи, — он как будто ждал этого.
Поки хмуро взглянул на тело Сьюзен, закрытое простыней, его вносили в машину скорой. И вздохнул:
— Он, вероятно, подозревал, что происходит, но не хотел верить. Не хотел в этом признаться даже самому себе.
— Куда теперь, лейтенант? — спросил Броуфи.
— В клинику, и поскорее. — Поки кивнул на Дэвида. — Ему предстоят тяжелые минуты.
Прошло четыре часа, прежде чем Дэвиду разрешили ее увидеть. Четыре часа он кружил в комнате ожидания вокруг журнального столика с раскрытым журналом. В комнате был еще один мужчина, он сидел под знаком, запрещающим курение, и дымил сигаретой. Потушит окурок и тут же закуривает следующую. Он молчал, но в глазах его застыл страх. В одиннадцать мужчину позвали, и Дэвид остался один. Кейт была в операционной уже три часа. Сколько времени надо, чтобы вытащить пулю? Неужели возникли осложнения?
В полночь медсестра просунула голову в дверь:
— Вы мистер Рэнсом?
Он резко обернулся, сердце бешено заколотилось.
— Да!
— Просили вам передать, что доктора Чесни уже прооперировали.
— Как… она?
— Все прошло прекрасно.
Он выдохнул с облегчением. Благодарю, Господи.
— Если хотите поехать домой, мы вам позвоним, когда она придет в себя.
— Я должен ее видеть.
— Она еще без сознания.
— Все равно я должен.
— Но мы разрешаем только родственникам… — Она увидела его глаза и неловко запнулась. — Пять минут, вы поняли?
О, еще бы. Он пронесся мимо нее через двери реанимации.
Кейт лежала в последнем боксе, залитая ярким светом. Маленькая бледная фигурка, окутанная пластиковыми трубками. Тонкий полупрозрачный занавес отделял ее от соседнего бокса. Он стоял рядом и думал, что она напоминает сейчас недоступную спящую принцессу из сказки. Вокруг, проверяя кислород и капельницы, суетились медсестры. Дэвид был здесь бесполезен, но он словно прирос к месту, и персонажу приходилось его обходить, как большой камень. Одна их сестер показала на часы: